— Ну что, мой юный друг, — ласково заговорил Венцит, снова склоняясь над ним, — скормить тебя карадоту? Или поищем тебе лучшее применение? Мне показалось, что наш маленький любимец тебе не понравился. А вот ты, я уверен, ему очень даже по вкусу пришелся.

Дерри проглотил слюну, стараясь сдержать подступавшую тошноту. Венцит усмехнулся.

— Что, не нравится? А ты, Ридон, как думаешь?

— Мне кажется, сэр, мы можем лучше распорядиться его судьбой, — холодно ответил Ридон. — Мне эта идея нравится не меньше, чем вам, но мы не должны забывать, что Шон лорд Дерри знатного рода и благородной крови. Вряд ли карадоту пристало есть такую пищу, вы согласны?

— Но эта тварь явно к нему неравнодушна, — произнес Венцит и с довольным видом ухмыльнулся, когда Дерри отпрянул от него при этих словах. — Впрочем, ты, несомненно, прав. Живой Шон лорд Дерри представляет для нас сейчас гораздо большую ценность, чем мертвый, хотя сам он, возможно, еще не раз об этом пожалеет. — Он скрестил руки на груди и зловеще смерил Дерри взглядом.

— А теперь ты нам расскажешь все, что тебе известно о военных и о магических силах Келсона. А когда закончишь, перейдем к твоему Моргану — ты и о нем расскажешь нам все.

Дерри в негодовании выпрямился, в его голубых глазах сверкнул вызов.

— Да ни за что! Я не выдам…

— Хватит, — оборвал его Венцит и с угрожающим видом приблизился к нему. На какое-то время Дерри встретился взглядом с его ужасными глазами, что расплывались, казалось, как капли расплавленного сапфира. Потом он отвел взгляд, отвернулся и крепко зажмурился в отчаянии: Венцит — он внезапно догадался об этом — Венцит пытался читать его мысли. Выдержать этого он не мог.

Дерри решился приоткрыть глаза и увидел, что Венцит выпрямился, немного удивленный, нахмурив рыжеватые брови. Несколько секунд чародей не спускал с него подозрительного взгляда, а затем повернулся, отошел к правой стене и приподнял крышку обитого кожей сундука. Он долго копался в нем, прежде чем нашел то, что искал. Когда он выпрямился, в руке у него был небольшой пузырек с молочно-белой жидкостью. Он взял другой сосуд, глиняный, и добавил из него в первый четыре золотых прозрачных капли. Белая жидкость сделалась кроваво-красной, она сверкала и переливалась, когда Венцит поднес ее к факелу. Он вернулся к своему пленнику, медленно перемешивая содержимое сосуда плавными круговыми движениями. — Очень жаль, что ты не хочешь помочь нам, мой юный друг, — сказал Венцит, облокотившись о спинку кресла и рассматривая жидкость на свет, словно любуясь ею. — Но, мне кажется, у тебя нет выбора, равно как и у меня. Они тебя неплохо вооружили, этот Морган со своим выскочкой-принцем, однако, к сожалению, могущество, полученное от Дерини, так же ограничено, как и силы самих Дерини. К сожалению для тебя, конечно. Содержимое этого флакона лишит тебя всякой защиты.

Дерри судорожно сглотнул, в горле у него пересохло, он не отрывал глаз от пузырька.

— Что это? — с трудом прошептал он.

— О, в тебе еще сохранилось любопытство? Откровенно говоря, если я и скажу, то ты узнаешь что-то новое. Это — обычная мераша и еще кое-что… — Он усмехнулся, увидев, как Дерри сжал зубы, полный тревожных предчувствий. — О мераше ты, видимо, что-нибудь слышал? Ну, не важно. Ридон, подержи его голову.

Дерри испуганно дернулся, в попытке уклониться от рук другого Дерини, но было слишком поздно. Ридон уже сжимал его голову словно в железных тисках, крепко прижав ее к груди. Он знал, на какие точки нужно надавить, чтобы Дерри, беспомощный, как младенец, открыл рот.

Багровая жидкость потекла ему в глотку, опалив язык. Он захлебывался, пытался ее выплюнуть, но Ридон заставил его сделать глоток. И когда он проглотил это зелье, в голове все помутилось; он глотал и глотал отраву, хотя страшно не хотел этого делать, а потом его стал душить неистовый кашель.

Язык у него онемел, он почувствовал металлический привкус во рту и огонь в легких. Он кашлял и тряс головой, чтобы в ней прояснилось, и делал тщетные попытки вызвать рвоту, но все было бесполезно. Когда кашель прекратился, и жжение пропало, он почувствовал, как у него все поплыло перед глазами. В ушах гудело так, как будто ураганный ветер вырывал его из пространства и времени. Цвета слились и померкли, в глазах у него потемнело. Дерри попытался было поднять голову, но это оказалось ему не под силу. Он попытался смотреть в одну точку, но и это не получилось. Голова его бессильно склонилась к правому плечу. Он слышал, как ненавистный голос бормочет какие-то знакомые слова, но понять их уже не мог.

А потом наступила тьма.

* * *

Месса подходила к торжественному завершению, и в соборе установилась полная тишина. В эти мгновения Морган предпринимал отчаянные попытки прийти в себя. Тьма, поглотившая Дерри, задела и его, хотя он так и не смог определить ни источника, ни причины ее возникновения. Он только и понял: с Дерри случилось что-то ужасное. Но больше ему ничего не удалось выяснить. Морган с трудом вырвался из этого ужаса; приходя в себя, он пошатнулся над молитвенным столиком, и Дункан, заметив, как дрогнул столик, украдкой тревожно посмотрел на кузена, внешне оставаясь спокойным.

— Что с тобой, Аларик? — чуть слышно спросил он, а в глазах его застыл вопрос: «Ты притворяешься, или в самом деле так худо?»

Морган вздохнул и покачал головой. Он старался взбодриться, однако недавние усилия и продолжительный пост сделали свое дело: он никак не мог окончательно прийти в чувство. Он понимал, что ему нужно на это время, как понимал и то, что не располагает им здесь, среди людей, которые только и ждут от него подвоха.

Морган хотел было встать и бессильно оперся на руку Дункана, так как у него вновь закружилась голова; он понял, что еще долго не сможет выкарабкаться из этой мглы.

Дункан, заметив, что кое-кто из епископов подозрительно поглядывает в их сторону, наклонился к самому уху Моргана.

— Аларик, на нас смотрят. Если тебе на самом деле нужна помощь, скажи. Епископы… Ой-ой-ой, Кардиель остановил мессу. Он идет сюда!

— Держи меня, — прошептал Морган, закрыв глаза и покачнувшись. — Мне и впрямь плохо, будь осторо…

С этими словами он вцепился в плечо Дункана и потерял сознание. Дункан уложил кузена на пол, коснулся пальцами его лба и, подняв глаза, увидел Кардиеля, Арилана и еще двух епископов, которые склонились над ними с весьма озабоченным видом. Дункан понял, что должен как можно скорее рассеять их подозрения.

— Это все голодание. Он к этому не привык, — проговорил Дункан, склонившись над кузеном, лишившимся чувств, чтобы ослабить ему воротник. — Кто-нибудь, пожалуйста, принесите вина. Нужно как-то подкрепить его силы.

Монаха послали за вином; в суматохе Дункан исхитрился заглянуть в сознание Моргана, и теперь не оставалось никаких сомнений — тот действительно был в обмороке. Лицо его побледнело, пульс был слабый и прерывистый, дыхание поверхностное. Он мог бы прийти в себя сам, но не так быстро, а Дункан не хотел, чтобы сцена эта слишком затягивалась. Над Морганом склонился Кардиель и взял его руку, чтобы нащупать пульс.